Меня зовут Виктория, мне 37. Я высокая, спортивного сложения, и судя по вниманию мужчин, внешность у меня приятная. Не обделена и умом — есть высшее образование, работаю товароведом в сетевом супермаркете. Сын недавно отправился в армию, как только исполнилось восемнадцать — не поступил с первого раза, решил послужить. Так я осталась совсем одна. С мужем разошлись давно, когда сын был маленьким. Потом были попытки устроить личную жизнь, но всё как-то не складывалось — сложные отношения с подростком, его ревность, да и самой было непросто. Решила, что пока сын не встанет на ноги, о серьёзных отношениях не буду и думать. Ограничивалась непродолжительными романами, которые редко длились больше года. Последний, молодой и страстный, задержался почти на два, но в итоге женился на моей бывшей подруге. И вот уже почти год я одна. Иногда это грустно и... очень одиноко.

В интимном плане я всегда была открыта для экспериментов. И с мужем, и с последующими партнёрами мы пробовали многое. Но одно стало для меня настоящей страстью — ласки, совершаемые языком и губами. Но не просто как действие, а как искусство — нежное, внимательное, чувственное, когда партнёр действительно получает от этого удовольствие. Со временем я поняла, что мужчины, способные на такое, — большая редкость. Чаще они думают только о себе или много обещают, а на деле стараются поскорее. А мне важно взаимное наслаждение. Девушки... с ними всё иначе. Они лучше знают, что может быть приятно, ведь устроены так же. У меня был опыт в юности, в студенческом общежитии, с одной подругой. Мы многому научились друг у друга. Потом, уже после замужества, был ещё один случайный эпизод с женщиной. Это было красиво и приятно, но осталось в прошлом. С тех пор я считала это табу.

Работа стала моим спасением — там и общение, и дело, которому я посвящаю большую часть времени.

В нашем коллективе работала продавцом Катя, девушка лет восемнадцати. Совсем девочка — миниатюрная, чуть больше полутора метров ростом, с длинными каштановыми косами и почти детской фигурой. Тихая, скромная. Без документов ей вряд ли бы кто дал её возраст. Она приехала из далёкого городка, не поступила в институт и от стыда решила остаться, чтобы попробовать снова через год.

Мне её всегда было жаль — казалось, её все немного притесняют, потому что она новенькая, молодая и неопытная. Она старалась, но у неё вечно что-то не получалось: то недостача, то путаница. Иногда она плакала от беспомощности, и мое сердце сжималось. Я решила взять её под своё крыло, помогать и защищать.

Как-то на корпоративе по случаю юбилея магазина атмосфера была очень душевной. Все выпили, получили премии, были довольны. Я, чувствуя, что уже достаточно весела, решила незаметно уйти — живу-то рядом. Выйдя через чёрный ход и пройдя пару переулков, я услышала шум и увидела, как несколько парней тащат куда-то сопротивляющуюся девушку. Было темно и безлюдно. Подойдя ближе, я с ужасом узнала в ней Катю. Какая-то ярость поднялась во мне. Я закричала что есть сил, схватила одного за куртку и оттолкнула так, что сама испугалась своей силы. Ошарашенные парни, осыпая меня матом, быстро скрылись.

Я подбежала к Кате, которая сидела на корточках, вся дрожа. Подняла её, обняла и спросила:
— Всё хорошо, родная? Ты их знаешь? Что им было нужно?
— Нет... — всхлипывала она. — Хотела пойти домой короткой дорогой... а они... им было не деньги нужно... — она снова разрыдалась.
Я присела с ней на скамейку, прижала к себе и твёрдо сказала:
— Всё, успокойся. Никто тебя больше не тронет. Где ты живёшь?
Оказалось, далеко. Не раздумывая, я предложила:
— Пойдём ко мне. Переночуешь, успокоишься, а завтра отправишься домой.
Она кивнула, и мы пошли, держась за руки. Всю дорогу она тихо всхлипывала, как маленький ребёнок.

Дома я отправила её в душ, а сама наскоро собрала на стол лёгкую закуску и вино — чтобы снять стресс, хотя голова ещё гудела с праздника.
Катя вышла из ванной, укутанная в мой халат. Мокрые волосы темно-золотым водопадом спадали ей на спину. Она и правда была похожа на фарфоровую куколку — хрупкая, с чистым, открытым лицом.
— Катя, какая же ты хорошенькая, — невольно вырвалось у меня. — И какая умница. Твоей маме есть чем гордиться.
Мы выпили по бокалу, закусили, потом ещё. Алкоголь и безопасность раскрепостили её, она стала рассказывать о себе, о доме, о своих мечтах. Понимая, что пора спать, я объявила:
— Сейчас постелишь себе на диване, я дам бельё. А я — в спальню.
Поцеловав её на прощание в щёку, я поплелась в свою комнату, сбросила одежду и почти мгновенно провалилась в сон.

Я проснулась от тихого шороха и ощущения, что кто-то осторожно ложится рядом под одеяло. Катя прижалась к моей спине всем телом. Было тепло и удивительно уютно.
— Замёрзла, девочка? — прошептала я, не открывая глаз, и снова задремала.

В следующий раз я очнулась от лёгких, едва уловимых прикосновений к спине и шее. Маленькие, нежные пальчики гладили мою кожу, будто боясь разбудить. Потом их сменили губы и кончик языка, скользящий по плечу.
Во мне что-то ёкнуло, пробудилось давно забытое, томительное желание. Мысли закружились: «Что она делает? Чего хочет? Похоже, боится, что я проснусь...» Я решила притвориться спящей и посмотреть, к чему это приведёт, специально сделав дыхание ровным и глубоким.

Катя, ободрённая моим мнимым сном, очень осторожно перевернула меня на спину. Я не сопротивлялась. Потом она скрылась под одеялом, и я почувствовала, как её тёплое дыхание коснулось моего живота, а затем груди. Её язык нежно исследовал кожу, задевая соски, заставляя всё моё тело содрогаться в предвкушении.
Меня осенило: «Неужели она хочет того... того самого, о чём я порой вспоминаю? Она? Эта скромная девочка?» Удивление смешалось с нарастающим волнением. Я решила не мешать ей, отдаться течению и получить то, чего мне так не хватало и о чём я порой мечтала в тишине.

Она, будто набравшись смелости, опустилась ниже. Её пальчики робко раздвинули мои бёдра, а затем... Я ничего не видела в темноте, только чувствовала. Её губы и язык были сначала неуверенными, потом всё более уверенными и жадными. Она делала это не как дилетант, а с пониманием, знанием уязвимых точек. Во мне всё закричало от нахлынувшего наслаждения.
Я не могла больше притворяться. Скинула одеяло, взяла её голову в руки, давая понять, чтобы не останавливалась. Она поняла мгновенно. Её действия стали ещё более страстными и точными. Когда волна накрыла меня с головой, я вскрикнула, сжала её плечи и долго не могла прийти в себя, дрожа всем телом.
Потом я притянула её к себе, обняла и, целуя в волосы, шептала:
— Катенька... это безумие... но спасибо... Ты чудесная...

Мы лежали в обнимку, потом пошли в душ, пили чай на кухне. Катя, краснея до корней волос и не поднимая глаз, тихо сказала:
— Вика, мне так стыдно... Я не знаю, что на меня нашло...
— Ничего стыдного, — успокоила я её. — Но, милая, ты должна быть осторожнее. Не делай такого с кем попало, люди могут неправильно понять.
— Мы с подружками... в школе... иногда так баловались, — призналась она. — Я тогда, выпив, подумала... что это самый лучший подарок, который я могу сделать самому дорогому человеку здесь... Вам. То есть тебе.
Я обняла её.
— Спасибо за подарок. Это было невероятно. Но теперь давай спать. По-честному.
Мы снова легли вместе. Я поцеловала её в губы, пожелала спокойной ночи, и она, свернувшись калачиком, прижалась ко мне, как котёнок.

Утром она поспешила уйти, отказываясь от завтрака, ссылаясь на дела. Через пару дней на работе мы встретились как ни в чём не бывало. Она была по-прежнему мила и скромна, не намекая ни на какую особую близость. Я была рада, что не ошиблась в ней.

Прошёл почти месяц. И вдруг она сама подошла ко мне в подсобке и сунула в руку смятый листок.
— Вика, я увольняюсь. У мамы проблемы, надо ехать домой, — быстро сказала она и вышла.
В записке было: «Вика, я не могу так просто уехать. Давай попрощаемся как следует. Ты навсегда останешься для меня самым близким человеком здесь».
У меня сжалось сердце. Я догнала её и тихо сказала:
— Сегодня, после работы. Жду.

Вечером, закрыв магазин, я не нашла её. Подумала, что она уже ушла навсегда. Но, подходя к дому, увидела её, сидящую на моей лавочке.
«Боже, как же я к ней привязалась», — мелькнула мысль. Мы молча вошли в дом.

Всё произошло словно само собой. Пока я убирала на кухне, она помылась. Я зашла в спальню и увидела, как она стоит, уже ожидая меня. Не говоря ни слова, она опустилась передо мной на колени, посмотрела снизу вверх и прошептала:
— Я так хочу... и так тебя... — и её губы коснулись меня.
На этот раз не было темноты, не было игры в сон. Мы видели друг друга. Её ласки были более уверенными, даже дерзкими, но в них сквозила та же нежность. А потом она легла надо мной, и уже я могла отдавать ласку, видя, чувствуя, как она отзывается на каждое прикосновение. Это было прощание — долгое, горькое и сладкое одновременно, в котором мы старались оставить друг в друге как можно больше воспоминаний.

Потом, уже в тишине, обнявшись, мы заснули, зная, что это, вероятно, в последний раз.

Утром она уехала. На прощание мы даже не говорили о том, что было — это осталось в том измерении нежности и страсти, которое мы создали для себя на эти две ночи. Она оставила в моей жизни лёгкую, светлую грусть и память о тепле, которого так не хватает в обычные дни.